— Это похоже на завещание, хозяин.

— Это не завещание, это дар. Теперь ступай за мной. Ты должен выдержать при мне еще одно последнее испытание. Отнесли ли повешенного, найденного вами сегодня, в сарай?

— Да, он лежит там на каменном столе. Должно быть, он повесился незадолго до того, как мы нашли его. Он был уже мертв, но еще не окоченел.

— Так Сирило уверен в том, что это бедняк Гаспар?

— Да, хозяин, Гаспар, у которого не оставалось больше никого на свете.

Тобаль и прегонеро, выйдя из дома, направились через двор к большому сараю, где обычно лежали тела самоубийц до той поры, пока их не зарывали в землю. В сарае царил полумрак, там было всего одно маленькое окошечко. Посередине с потолка спускалась, лампа, горевшая днем и ночью.

Обстановка в сарае была страшной. По стенам висели старые платья и вещи, на земле стояли плахи, топоры, носилки. В одном углу стоял большой низкий каменный стол, на который укладывались тела, так что сарай похож был на морг. Покойники лежали нагие, покрытые белыми простынями.

Посреди сарая стояла большая плаха, рядом с ней лежал топор. Сырые черные пятна крови виднелись еще на плахе и вокруг нее. Когда Тобаль и прегонеро вошли в сарай, на каменном столе лежал только один покойник, наполовину прикрытый полотном. Это был повесившийся Гаспар, человек, боявшийся труда, которому наскучила жизнь.

Тобаль подошел к столу, откинул покрывало. Перед ним открылось широкоплечее мускулистое тело человека, который предпочел петлю работе. Тело было совершенно невредимо, и только на шее виден был след петли.

Палач убедился в том, что Гаспар, действительно, умер, хотя все члены его еще были гибкими. Он не успел окоченеть.

Тобаль обернулся к прегонеро, который, подобрав топор, лежавший возле плахи, тщательно осматривал его лезвие.

Прочие работники понемногу собрались и остановились у полуоткрытой двери.

Завидев их, Тобаль подал им знак удалиться и запер дверь.

Теперь должно было произойти нечто ужасное, и Тобаль, зная наперед, что будет с прегонеро, хотел остаться с ним наедине.

— Ну, — сказал он, — я испытаю тебя на этом мертвеце.

И Тобаль, скрестив руки, стал у плахи.

Прегонеро снял шапку, засучил рукава и подошел к столу, предварительно поставив за плахой старую корзину, наполненную опилками.

Потом он поднял со стола тело, которое было страшно тяжелым, взвалил его себе на плечи и понес к плахе.

Тут он опустил его на землю и быстро и ловко привязал тело к плахе.

Тобаль отступил на несколько шагов назад, прегоне-ро же подошел ближе, схватил топор, окончив все свои приготовления, взмахнул им и тяжело опустил на шею мертвеца. Топор врезался прямо в надлежащее место между позвонками, голова упала в подставленную корзину, и из туловища брызнула кровь.

Этой минуты и страшился несчастный. То, чего он опасался, произошло.

Только прегонеро увидел кровь, его и без того отвратительное лицо приняло ужасающее выражение. Все мышцы лица задергались. Кровожадность мгновенно проснулась в нем, глаза его выкатились и налились кровью, руки дрожали.

Как тигр, как лютый зверь, почуявший теплую человеческую кровь, бросился прегонеро с диким воплем на мертвое тело.

Но в ту же минуту он был сбит сильным ударом в грудь и упал навзничь.

— Изверг! Что ты хочешь делать! — раздался голос Тобаля. — Ты навек так и останешься диким зверем! Пойми, что ты должен только приводить в исполнение приговоры, что ты будешь только палачом, ты должен уметь укрощать свою кровожадность!

— Прости, хозяин, — просил прегонеро, еще лежа на земле, — я не смог совладать с собой.

— Поди сюда! Учись спокойно смотреть на кровь. Поди сюда и смотри все время на это тело и на струю крови, текущую из него.

— Это трудное дело… ты требуешь… хозяин? — прерывисто проговорил прегонеро. — Но я повинуюсь.

— Ты плохо выдержал испытание. Но я это знал наперед. Что же будет, когда я уйду от вас и тебе придется кого-нибудь казнить?

— Я буду упражняться, постараюсь привыкнуть, — поторопился ответить прегонеро.

— Смотри же, упражняйся чаще и не на окоченевших телах, а на таких, из которых еще льется кровь; только тогда ты сможешь, наконец, справиться со своей кровожадностью.

— Я уже теперь могу смотреть на кровь, — радовался прегонеро, не отводя глаз от трупа, — все пойдет на лад, поверь, хозяин, я излечусь совершенно.

— Ты не долго продержишься на моем месте, если не научишься укрощать свои порывы. Думай о том, что ты не дикий зверь, а человек: люди должны уметь владеть собой.

— Да я могу это, я смогу владеть собой. Я многим обязан тебе, хозяин. Но я знаю, все пойдет хорошо. Сегодня был хороший урок. Как кровь быстро течет в корзину, и какая лужа на плахе!.. Я могу теперь смотреть на это, хозяин.

— Отвяжи тело, — приказал Тобаль, — положи его снова на стол и приставь к нему голову. Ночью пусть работники отнесут его на кладбище.

Прегонеро повиновался немедленно, видимо желая доказать свою пригодность. Он положил тело и голову на место, снова накрыл покойника простыней и вычистил плаху.

Тобаль вернулся в свой домик и привел в порядок — бумаги. На следующий же день он должен был оставить Мадрид и ехать с войском на север. Он был уже принят на военную службу. Мысль о том, что он идет сражаться за отечество, была ему отрадна, и возможность осуществить ее представлялась ему чем-то вроде искупления.

На следующий день прибыла комиссия, которая должна была освободить Тобаля от его должности и назначить прегонеро его преемником, предварительно испытав его.

И доктора, и судьи остались вполне довольны испытанием, и Тобаль мог теперь оставить свой дом, а затем и Мадрид.

Когда Оттон Ромеро утвержден был в своей новой должности, прежние товарищи его сначала не хотели оставаться под его началом, но потом, казалось, одумались и решили не сопротивляться. Однако прегонеро показалось невыгодным держать их, он подумал, что когда-нибудь их послушание ему дорого станет, и потому отпустил всех. Он нанял новых работников и начал свою деятельность с того, что распечатал письмо, оставленное Тобалем, в котором содержалось распоряжение относительно денег.

Письмо было следующее:

«Моему преемнику! Вы должны заплатить мне за мой инвентарь две тысячи золотых. Я поручаю вам, чтобы деньги эти по истечении трех дней были отданы сеньоре Белите Рюйо, которой я дарю их. Сеньора эта живет в доме слесаря Фигуареса и работает на цветочной фабрике. Не говорите ей, если возможно, от кого эти деньги, но заставьте ее принять их! Если же сеньора не захочет брать этих денег, потому что, несмотря на свою бедность, она все же очень горда в некоторых вещах, я прошу своего преемника выплачивать ей ежегодно проценты с этой суммы незаметно, чтобы она не знала, от кого и как они до нее доходят. Всю сумму преемник мой должен законным порядком сберечь для сеньоры. Это моя собственная воля, засвидетельствованная моей подписью и печатью. Тобаль Царцароза».

Прегонеро это распоряжение показалось очень странным. Он тотчас же подумал, что речь идет о какой-нибудь возлюбленной Тобаля, и задумался, стоит ли действительно отдавать ей деньги? Две тысячи золотых — это были хорошие деньги, а к тому же исполнение распоряжения связано было с некоторыми затруднениями. Сначала нужно было найти девушку, да потом еще, чего доброго, упрашивать ее взять эти деньги. А если она не согласится принять их, он должен будет законным порядком пристроить их куда-нибудь и выплачивать ей проценты.

Все это было чрезвычайно хлопотно. Однако прегонеро решил исполнить желание Тобаля хотя бы отчасти и разыскать Белиту Рюйо. Но на следующий день прегонеро забыл о своем намерении, а на третий день письмо полетело в огонь, который уже не раз избавлял прегонеро от разных неприятных обязанностей.

На четвертый день преемник Тобаля окончательно забыл бы обо всем, если бы в этот день не пришел к нему человек, назвавшийся нотариусом Бокано, и не объявил, что непременно желает поговорить с сеньором Ромеро о весьма важном деле.