Второй час уже был на исходе, когда веселое общество оставило питейное заведение и, оживленно разговаривая, направилось по домам.

Фокусники возвращались в свой барак, стоявший у ворот Аустраль, и прегонеро шел с ними, пока им было по дороге.

Так прошли они по улице Сиерво мимо салона дукезы, где еще продолжалось представление, в котором на этот раз принимали участие два новых артиста: сеньор Ребрамуро и его дочь Алисия, так они были названы на афише.

Часть компании не могла удержаться от искушения посмотреть на этих новых артистов, о которых они еще ничего не слышали, и решила пойти в салон. Прегонеро, видя это, попрощался со своими старыми товарищами и один пошел домой.

Погрузившись в свои размышления, прегонеро направился к улице Гангренадо.

Вокруг было совершенно тихо и пусто. На колокольне пробило три часа. Еще немного, и на востоке займется заря.

Двор прегонеро находился так далеко, что у него было достаточно времени, чтобы проветриться и совершенно прийти в себя после неумеренного употребления вина. Прегонеро и не стремился скорее оказаться дома, потому что после попойки он часто не мог заснуть. Прегонеро снял шапку, расстегнул жилет и рубашку на груди, чтобы вполне насладиться прохладой, и, сделав это, почувствовал себя очень хорошо. Ночной встречный ветер освежил его. Небо было ясное, безоблачное, и, несмотря на то, что многие фонари уже гасли, на улице не было темно.

В ту минуту как прегонеро завернул в мрачную, совершенно пустую улицу Гангренадо, до него долетел какой-то сдавленный крик. Казалось, кто-то звал на помощь.

Прегонеро остановился и прислушался.

Что это за крик? Откуда он? То был, несомненно, мужской, сдавленный голос…

Прегонеро невольно бросил испуганный взгляд на высокую старую стену монастыря, ему показалось, что, услышанный им, крик раздался оттуда, а то, что происходило за этой стеной, было скрыто от взоров всех смертных.

В народе ходили слухи, что вблизи монастыря часто слышались сдавленные крики и стоны. Может быть, наказывали какого-нибудь непослушного монаха или монахиню, нарушивших какой-либо орденский обет. Никто не мог в точности знать, что происходило там, за стеной, в монастырских кельях. А может быть, крик этот долетел в ночной тишине из тайной комнаты пыток?

Но нет, шум доносился не из монастыря.

Сдавленный крик повторился снова, и прегонеро на другом конце длинной улицы различил темные очертания нескольких человек, казалось, боровшихся между собой.

Что такое там было? Какая-нибудь драка…

Прегонеро все еще стоял на месте. Он подумал, не лучше ли ему убраться подальше, так как в последнее время он особенно тщательно старался избегать всех случаев, где могла пролиться кровь. Пока он не видел крови, действующей на него так ужасно, он оставался спокоен, но стоило ему увидеть ее, и он переставал владеть собой, а этого прегонеро боялся.

Он был уже готов повернуть назад и, оставив улицу Гангренадо, отправиться домой в обход, как вдруг тот же крик раздался в третий раз еще отчаяннее прежнего.

Прегонеро не выдержал. Что есть силы бросился он бежать вдоль монастырской стены к тому месту, где два человека, казалось, навалились на третьего, которого они теперь поспешно волокли по земле к монастырским воротам.

Увидев быстро приближавшегося постороннего, они пошептались между собой и еще больше заторопились.

— Эй, вы! Что вы там делаете? — вскричал прегонеро.

— Вы здесь живете? — спросил один из этих людей, обратившись к прегонеро.

— Нет, но я слышал, тут кто-то звал на помощь.

— Так я вам советую об этом не заботиться. Это не ваше дело, — грубо отвечал Рамон.

— Ступайте лучше своей дорогой, — добавил Франка и снова потащил теперь уже бессловесную жертву.

— Это что за дела? — воскликнул прегонеро, быстро надевая шапку, чтобы свободнее действовать руками. — Это что еще такое? Кто этот сеньор, почему он звал на помощь и что вы с ним…

— А вам что за дело? — бросив Антонио, обернулся Фрацко к прегонеро с видом, не оставлявшим никаких сомнений насчет его намерений. — Убирайтесь-ка лучше отсюда, не то вам придется отведать наших кулаков. Ясно?

— Правильно ли я вас понял? — отвечал прегонеро, с такой силой ударив Фрацко в грудь, что тот повалился как сноп. — Я хочу знать, что вы здесь делаете и кто этот человек, которого вы избили? Отвечайте!

Антонио начал шевелиться. Рамон, заметив это, не хотел продолжать драться с незнакомцем, опасаясь, чтобы громкие возгласы его не привлекли в их сторону прохожих.

— Ну, оставьте это, — примирительно обратился он к прегонеро, — ведь это дело вовсе вас не касается. Мы ничего дурного не хотели сделать. Мы только хотели этого пьяного патера отнести в монастырь, а он кричит и зовет на помощь спьяну каждый раз, как мы за него беремся, будто мы хотим его обокрасть!

— Патера? — повторил прегонеро, пристально вглядываясь в Антонио. — Ну, на патера он вовсе не похож!

Фрацко тем временем, придя в себя, поднялся с земли и сердито бормотал что-то сквозь зубы о сломанных ребрах.

— Оставайтесь здесь, если хотите, — продолжал Рамон, — и вы убедитесь, что мы ничего не собираемся с ним делать, а просто отнесем его в монастырь. Вот ворота. Мы отдадим его, чтобы не было скандала. Надеюсь, вам ясно, что я не лгу?

— Ну, если это правда, если патер просто пьян, и вы хотите отнести его в монастырь…

— Спасите меня от этих разбойников! — раздался слабый голос Антонио, старавшегося приподняться с земли. — Они напали на меня здесь, на улице.

— Не верьте ему, сеньор, — смеясь, повторил Рамон, — он пьян. Помогите нам отнести его в монастырь!

— Нет, я не пьян… Не оставляйте меня с ними! — воскликнул Антонио. — Эти люди напали и одолели меня, несмотря на то, что я защищался.

— Ну, он на пьяного не похож, — заметил прегонеро. — Сведу-ка я вас в ближайший караул, пусть там разберутся. Марш!

Этот неожиданный оборот, казалось, вовсе не понравился ни Району, ни Фрацко.

— Что тут долго толковать, — снова попытался уговаривать Рамон, — все так, как мы сказали; у нас нет никаких дурных намерений, избави Бог! Что мы можем ему сделать?

— Мне это все равно! Ступайте за мной в караул!

— Да брось ты его вместе с этим пьяным патером, — в бешенстве воскликнул Фрацко, — пусть с ним возится!

Рамон видел, что дело может кончиться плохо, и потому тоже решил убраться подобру-поздорову.

— Мне все равно, — отвечал он, — только берегитесь, сеньор, новой встречи с нами, а сегодня нам недосуг!

— Вы еще поплатитесь за это, вы еще вспомните о нас! — кричал Фрацко, удаляясь вместе с товарищем.

— Что мне до ваших угроз, убирайтесь, — крикнул им вслед прегонеро, — радуйтесь, что больше не отведали моих кулаков!

Прегонеро повернулся к Антонио, старавшемуся подняться с земли.

— Чего же они хотели от вас, эти два молодца? — спросил он Антонио.

Тот коротко рассказал ему обо всем случившемся, а Рамон и Фрацко тем временем скрылись в отдалении.

— Проклятые негодяи! — ругался прегонеро. — Видимо, они служат инквизиции, эти мошенники. Ишь, как улепетывают… Вы ранены, сеньор?

— Мне трудно дышать, они сильно сдавили мне горло, — слабым голосом отвечал Антонио, — и по голове сильно ударили.

— Да, я вижу, что вы не в состоянии идти дальше, а ведь ночь! Где же вы живете?

— У меня здесь, в Мадриде, сейчас нет жилья, — ответил Антонио.

— Куда же я отнесу вас? Нет ли у вас близких в Мадриде?

Антонио покачал головой.

— У меня нет близких, сеньор.

— Это плохо! Но тут на улице я тоже не могу вас оставить… Если б только все это случилось не ночью! Ну вот, он опять лишился чувств! — прервал прегонеро свои размышления, увидев, что Антонио снова повалился на землю. — Однако они хорошо отделали его, негодяи! Что же мне с ним делать? Куда его нести?

Прегонеро на минуту задумался, стоя возле Антонио. «Все уже давно улеглись спать, — думалось ему, — не в караул же его нести… Он, кажется, хорошего звания и ни в чем не виноват, а напротив, сам пострадал. Если б хоть один дом был открыт, а то все заперто и все спят. Может, отнести его в монастырь? Но он этого не хотел. Куда же мне с ним деться? Вот нашел я себе заботу! Я бы взял его к себе на двор, если б это не было так далеко! Черт возьми! Я тоже не могу торчать здесь всю ночь, да и ему нужна немедленная помощь, иначе того и гляди… Крови не видно, но они порядком помяли его!»